Причина, по которой профессор Ксавье стоял и, словно наркоман под кислотой, рассматривал сухие остовы хризантем, заключалась в том, что сквозь будылье слабой тенью просвечивал призрак - эхо буйных тропических цветов, которые заставила расцвести на этом месте малышка Холли. Холли была одной из новеньких "перед Апокалипсисом": она с глазами, полными ужаса и восхищения, молчаливым хвостиком ходила за Хэнком, ожидая застать его в истинной форме (к немалому смущению последнего). С теми, кто ей нравился, она не разговаривала, но от всей души выращивала у них на подоконниках целые колонии росянок. Вырывая у одной из таких росянок свои гогглы, Джубили сетовала, что имя Ядовитый Плющ уже занято.

Это призрачное эхо было повсюду. И если неодушевленные предметы выглядели скорее как голографические карточки, которые нужно поворачивать, чтобы увидеть дополнительное изображение, то люди были тоннелями в рекурсию, или, наоборот, замочными скважинами в целое сонмище разрозненных по осколкам отражений. Осколков могли насчитываться десятки, но всё это были версии одного и того же человека, чья физическая оболочка выступала аналогом радиоприемника, настроенного на все волны сразу. У мутантов это бросалось в глаза, точнее, в мозг, в первую же секунду, но и у обычных людей тоже просматривалось, стоило только погрузиться чуть глубже.

Это окончательно убедило Чарльза, что то, что он проснулся в кровати без поручня (да, как запоздало выяснилось, Эн Сабах Нур подлечил его позвоночник во время переселения в тело, но это работало не настолько магически, чтобы избавиться от всех приспособлений колясочника) и напротив висящего на стене диплома по педагогике, которого он никогда не получал, - что всё это не срыв Дэвида. Да, Дэвид обладал неимоверной силой, и мог бы исказить реальность таким образом, но реальность не была искажена. Она просто была другой. И в нее, как солнечные лучи в кусок хрусталя, проникали следы остальных.

Хорошая новость состояла в том, что он по-прежнему был профессором Чарльзом Ксавье, директором образовательного учреждения имени самого себя. Плохая новость состояла в том, что школа, пусть и содержащая на стипендии талантливых подростков из неблагополучных семей, была человеческой. Вместе с Чарльзом "проснулись" почти все младшие дети, обучающиеся у него и в этом мире, а вот старших и преподавателей на месте не было. Вместо них профессора час с лишним допекал учитель испанского, состоящий в кровавой вендетте с физиком и требующий отдать четверть "физических" часов на его предмет. Баскетбольное поле было баскетбольным полем, в бункере отчима был устроен огромный компьютерный класс с плоскими, как доски, экранами, а Церебро не существовало и подавно. Телевизор, такой же плоский, называл дату на сорок лет вперед и кишел конспирологическими теориями и уфологическими новостями.

Чарльз попробовал войти в пространственный транс без Церебро и дотянуться разумом до Джин - она могла слышать его на больших расстояниях, - и чуть не зажарил себе подкорку. Делу способствовало и то, что в этом теле его мозг не привык к подобным перегрузкам, но в основном все произошло потому, что он слышал каждое эхо, видел каждое отражение, и все это сливалось перед его внутренним взором в одну сплошную гигантскую воронку, в которой не было ничего, кроме хаоса. Ни в чем не осталось цельности и единства, поток фонил и затягивал в глубину расслоений, частицы соединялись и распадались... Когда он через несколько часов очнулся, то был абсолютно уверен, что провел в трансе не один год. Страшно было представить, что творилось сейчас с молодыми телепатами, не контролирующими свой дар.

Так вот, профессор в не по погоде легком пиджаке пытался узнать у клумбы ответ на вопрос, как бы отрегулировать картинку и сосредоточиться на одной реальности, когда белый шум - слишком быстрее, а потому неразличимое течение мысли - обозначило присутствие Питера.

- Питер! - моргнув, Чарльз повернулся и просиял улыбкой, относящейся исключительно к самому присутствию, а не к джинсово-заборному фиаско. - Ты, как обычно, первый. Больше извне пока никто не добрался. Хотя, думаю, теперь это дело техники.

Он тоже видел выступление Эрика по телевизору. Старая накатанная программа; но, по крайней мере, Люди Икс должны были понять, куда возвращаться.

- Да уж, не май месяц, - он поежился, помог Питеру отцепиться с импозантной прорехой, и, тепло сжав его за плечо, развернул в сторону дорожки, которую тот проигнорировал. - Идем в дом. Я с малышней, кухаркой и садовником. Среди студентов и учителей оказалось много людей, поэтому я срочно организовал им массовую экскурсионную поездку в Европу. Слишком внезапно дом стал странным, сложно будет совладать с вызовами охотников за привидениями и шквалом звонков родителей.

Шагая рядом (и все еще не перестав этим наслаждаться), Чарльз присмотрелся повнимательнее. "Белый шум" сливал всё эхо воедино, и единственной "тенью" Питера казалась его человеческая личность. То есть, он даже в современной одежде выглядел больше собой, чем кто бы то ни было. Исключая въевшееся мрачное выражение лица.

- Ты как?
[icon]https://i.imgur.com/hDzkNEb.jpg[/icon]

Профессор рассмеялся: пока детская непосредственность Питера оставалась его визитной карточкой, в любом мире можно было найти точку опоры. Как хорошо, что ложки у вас по-прежнему серебряные и денег куры не клюют, а то кушать так хочется, что даже переночевать негде! Честно говоря, в первое время Питер изрядно раздражал нервную систему Чарльза – от него постоянно немного жужжало во внутреннем ухе, да и телепатия была глубинно возмущена невозможностью привычного погружения, - но, привыкнув, он очень к нему привязался. Азартный, неугомонный и абсолютно не склонный к излишней рефлексии, Ртуть был кармическим цветком, расцветшим на генеалогическом древе Эрика. Темперамент, скорость произнесения слов в минуту и общая легкость первого были ночным кошмаром второго, но при этом Чарльз безошибочно различал и незаметные постороннему глазу черты фамильного сходства: определенное самодовольство относительно своей силы и твердолобое баранье упрямство. И к счастью, Питер обладал фамильной же независимостью, которая позволяла ему думать своей головой, а не рвануться за отцом на баррикады революций только потому, что это его отец.

К слову говоря, голова у Питера была светлой, и профессор был уверен, что если бы тот был в состоянии задержать свое внимание на предмете дольше одной минуты, то получить пару-тройку высших с налету не составило бы для него труда.

Несвойственная аура мрачности исчерпывающе объяснилась историей, рассказанной по дороге к дому. Чарльз слушал, не перебивая, осознавая, что Питер не только делится с ним, но и ведет внутренний диалог с собой: очень часто ты начинаешь задумываться о чем-то только тогда, когда тебе приходится говорить об этом вслух.

- Да, я могу хорошо себе представить, - негромко ответил он наконец, неосознанно потянувшись к пояснице. - Неудивительно, что история здешнего Питера оказала на тебя влияние. Но очень прошу, постарайся не отождествлять себя с ним. Я не говорю, что к нему нужно относиться как к чему-то ненастоящему, но стоит осознавать, кто ты и откуда. То, что происходит в этом мире, неестественно, и, боюсь, не сулит добра. Судя по тому, что я успел увидеть, сюда забросило личности не только из нашей реальности, и некоторые наслоения могут породить настоящий хаос. Эрик считает, что наша главная угроза здесь – человечество, но он может ошибаться. Мне нужно будет найти его, и желательно каким-нибудь нетелепатическим путем, но прежде всего мы идем тебя кормить.

С последними словами профессор кивнул на дверь, безапелляционно давая понять, что разговоры о драмах на время прекращены. Главное, что Питер нашелся. Дальше все можно решать поэтапно.

На первый взгляд особняк внутри не сильно отличался от своего двойника из восьмидесятых. На второй – в обилии панелей из натурального дерева и антикварной мебели начинало проступать хитро встроенное в интерьер обилие всяческих девайсов. На дверях комнат студентов замками служили сенсорные сканеры, яркость света задавалась голосовой командой, а в общих помещениях то и дело прямо в воздухе всплывали неоново-голубые записи с табелями успеваемости, напоминаниями по важным тестам и просто глубокими мыслями самих студентов, как то: «ты можешь прекратить верить в единорогов, но они не прекратят верить в тебя!», «завтра я точно лягу пораньше», и «мне лень, я пельмень».

- Ну, насколько я понимаю, я – пижон, - признался профессор, сворачивая в кухню, - поэтому молчи про новые технологии, в этом доме даже холодильник теперь говорит мне, что делать. Кстати, прошу, не стесняйся, – он широким жестом указал на упомянутый холодильник, памятуя о любви Питера обносить его целиком за три секунды, а сам поставил чайник. – У меня огромное количество мигающих уведомлений буквально на всем в моей комнате, а поле информационных потоков по сравнению с нашим временем здесь таких объемов и концентрации, что сложно поверить, что здесь вообще-то кто-то умудряется оставаться в своем уме. Хэнк где-то там, конечно, сейчас в полном восторге, но я и правда начинаю чувствовать свою тлетворную старость.
[icon]https://i.imgur.com/hDzkNEb.jpg[/icon]