Можно было бы подумать, что прятать в своем доме человека, пусть и не слишком большого, так, чтобы взрослые ничего не подозревали годы подряд – невозможно. В действительности Уэстчестера это оказалось проще простого.

Маму Чарльз никогда не видел особенно часто, а с тех пор, как умер отец, она и вовсе стала предпочитать общению транквилизаторы и херес. Отчим, коллега отца доктор Марко, был одержим работой, и хотя главным аргументом в пользу их с мамой брака было «кому-то нужно позаботиться о вас с ребенком», заботился он исключительно о счете семьи Ксавье в банке и продолжении исследований. Чарльза он ни в чем не притеснял, и немного побаивался, потому что чувствовал, что пасынок видит его насквозь. Встречались они тоже только тогда, когда Чарльзу было нужно что-нибудь по учебе.

Словом, все это было не очень весело, но суть в том, что с этой стороны проблем не возникало. Посложнее было с прислугой, которая периодически натыкалась на них вдвоем или находила в одной из пустующих спален признаки жизни (с год они с Рейвен проспали в одной кровати, но потом Чарльз прочитал, что это неприлично, и в целях конспирации разработал круговую систему ее переездов по гостевому крылу; когда ей это надоедало, она поднимала бунт и приходила ночевать обратно к нему). Для прислуги была изобретена кузина Хелен (когда не было риска обмолвок о гостье отчиму) и школьный приятель Том, которого Рейвен изображала редкостно неумным. Что касается кухни и увеличившегося расхода продуктов, то там только обрадовались, что «молодой мастер начал хорошо питаться».

Кузина Хелен всегда отчаянно скучала в углу комнаты, когда к Чарльзу приходили учителя. Какое-то время он проходил в школу, и в ней ему ужасно нравилось всё, за исключением самой программы, которая для него была слишком легкой. В итоге он решил перейти на домашнее обучение, потому что, во-первых, не мог брать в школу Рейвен и очень переживал за ее образование, а во-вторых, запланировал в шестнадцать лет поступить в Оксфорд и увезти ее туда, где можно будет спокойно представлять ее своей сестрой и жить, не изворачиваясь. Оксфорд он выбрал потому, что там были отличные преподаватели по генетике, но чтобы попасть туда, следовало поднапрячься, поэтому он терроризировал учителей так, что к концу урока они начинали мечтать об отпуске, а потом считал своим долгом позаниматься с Рейвен. Та не то чтобы была покладистой ученицей, а свое отношение к введению в антропологию и вовсе выразила предельно четко, укусив его за руку. Чарльз, однако, не отчаивался.

Сейчас ему было тринадцать, и он начинал задумываться о разных важных вещах, о которых не задумывался раньше. Например, львиная доля успешности их конспирации состояла в том, что Рейвен не нуждалась в одежде – она просто материализовала ее на себе исходя из выбранного облика. У нее не было ни шкафа с платьями, ни ящика с заколками, бусами и прочими загадочными женскими сокровищами, и то, что Чарльз дарил ей на День Встречи, тоже явно нельзя было назвать мечтой девочки-подростка. В общем, она жила совсем как привидение, а это было неправильно, и Чарльз решил, что необходимо принять меры. Безнаказанность его окрыляла, а существование отчима в последнее время раздражало все сильнее, поэтому голос осторожности угодливо затерялся среди остальных голосов, все чаще звучащих у него в голове.

Итак, в один прекрасный день после поездки в город на плавание Чарльз вверг в ступор продавщиц в магазине женской одежды, обезоруживающе улыбнулся шоферу, подозрительно покосившемуся в зеркало на пакеты, и наконец со сдержанной гордостью разложил покупки на кровати перед Рейвен.
В своей невинности он не подозревал, что ухитрился найти самые уродливые платья и туфли в стране, включая даже штат Техас.

- Вот, - сказал он. – Я подумал, что у тебя должны быть свои собственные вещи.

Вопрос, заданный Рейвен, можно было отнести к разряду философских. С одной стороны, голой она действительно не ходила. Чарльз знал, что если дотронуться до оборок на платье "кузины" или до отворота на куртке "приятеля", то пальцы ощутят вполне реальную ткань. Как-то они отрезали пуговицу от материализованной рубашки, чтобы посмотреть, что с ней будет. Некоторое время пуговица лежала на столе как ни в чем не бывало, а потом, когда Рейвен перестала обращать на нее внимание, просто исчезла. Роскошная способность с точки зрения любого мальчишки - сколько времени экономится на более важные занятия! Никакого протирания локтей, никакого постоянного перерастания!

Но, с другой стороны...

- Но то, в чем ты ходишь, не совсем настоящее. То есть, это не вещи, - с размаху плюхнувшись на кровать, с которой только что так бесславно сползла вниз головой кузина, Чарльз постарался компенсировать зыбкость своих объяснений энергичной жестикуляцией. - В психологии говорится, что женщине необходимо личное пространство под ее вещи, иначе она не может почувствовать себя дома. Может, ты не чувствуешь себя дома, просто не знаешь об этом, так? У нас тут и без того не то чтобы теплая семейная атмосфера, - он скосился вниз, туда, где под фундаментом особняка днями напролет стучали отбойные молотки - это отчим строил бункер на случай ядерной войны, которая, как тот был уверен, должна была вот-вот начаться, - но я хочу, чтобы у тебя все было правильно.

Будучи с ранних лет предоставлен по большей части самому себе, он был уверен, что прекрасно справляется и без взрослых (хотя глава из процитированной книги по психологии, посвященная комплексам, связанным с матерью, его расстроила и озадачила). По его мнению, они с Рейвен все равно были как отдельная семья, потому что отличались от остальных (и, конечно, как старший брат, он за нее отвечал, хотя и не задумывался, перед кем именно). Не то чтобы он считал, что они должны быть вдвоем против всего остального мира - наоборот, он был уверен, что когда они уедут в Англию, то заживут как настоящие американские студенты, - но он по умолчанию предпочитал общество Рейвен любым сверстникам, потому что они были ближе друг другу, чем кто-либо.

Сверстники, к слову, и так его не любили: он не до конца контролировал свои способности и то и дело демонстрировал чрезмерную осведомленность о чужих делах, временами сам не осознавая, что прочитал мысль, а не услышал ее произнесенной вслух.
Вот и сейчас фраза о человеке с тремором ладошек прозвучала у него в голове даже сильнее по выразительности, чем исполненный отвращения взгляд Рейвен на платье.

- Что, это так плохо? - смутился Чарльз, утратив часть своей прожженной жизненной мудрости и огорченно почесав нос. - А мне казалось, оно такое... ну, веселое.

Он посмотрел на платье еще немного, пытаясь выявить, что же с пчелками не так. Ну да, они были не слишком анатомически верными, но пчел вообще редко изображают анатомически верно, не так ли?

- Но если тебе не нравится, - решительно встряхнулся он, - то надо просто поехать вместе, и ты сама найдешь то, что нужно! Можно прямо сейчас, что скажешь?